Медиамакс представляет вниманию читателей роман Джека Ашьяна «Мамикон», переведенный с английского языка на русский Арташесом Эмином в 2012 году. Роман публикуется с продолжениями в русской секции нашего сайта по субботам.

Части I-XIII читайте по этой ссылке.

31. ИЗ МОГИЛЫ

Они сразу обсудили возможность съехаться, чтобы экономить на арендной плате. Идея была привлекательной – из-за центрального отопления, горячего водоснабжения и душа выбор остановили на её квартире, хотя она обходилась в месяц на восемь долларов дороже квартиры Мамикона. Она решила обойти его квартиру – решить, что стоило забрать, а что выбросить. Ничего особенного, кроме мебели, там и не было.

- А что в этих сумках? - она достала из кухонного ящика две набитые сумки. Оба ещё сидели в халатах, обсуждая за завтраком предстоящие дела.

- А, это... – он сразу и не вспомнил. - В них вещи моей... вещи Гюзель. Тикин Эгса всё собрала, чтобы я просмотрел, но мне тогда не хватило духу, Эм, а потом я забыл. Это было больше года назад.

- Думаю, тебе стоит посмотреть, может, захочется что-то сохранить на память.

Мамикон стал нехотя вытаскивать вещи, большей частью одежду, обнаружив два толстых обёрнутых газетами пакета, перевязанных бечёвкой. Это были вещи Гюзель. Он разорвал первый пакет – туфли, шляпка «колокол», чулки, бельё... всё её имущество на грешной земле, спрессованное в один узелок. Что же было в другом? Он раскрыл его – окровавленная одежда, комки спёкшейся крови на белой блузке и тёмной юбке, что были на ней, когда из неё извлекли младенца. Боже мой! Видимо полицейские прозекторы отослали их к нему домой, но он даже не открывал этого пакета. Что ему было с ними делать? Его накрыла волна грусти.

- Что это? - Вернувшись на кухню, Эмили застала его неподвижно сидящим с опущенной головой.

- Одежда, что была на ней, когда её убили, Эм. Я не выбросил её.

Эмили ничего не сказала. Она сама всё разобрала, отложив в сторону вещи, которые, по её мнению, он мог бы захотеть оставить на память.

- А это что? - спросила она, подняв в руке блокнот с каракулями на турецком, армянском и английском.

Он вгляделся – Гюзель явно упражнялась в письме. Там было имя Мамикона печатными буквами на всех трёх алфавитах, её имя тем же манером... и... Таллал... многократно выписанное рядом с Евфратская экспортно-импортная компания лимитед, Бостон, Массачусетс, Соединённые Штаты Америки. На трёх языках. Президент Хардинг, вице-президент, мэр города и губернатор штата также не были обойдены вниманием. Она упражнялась на всех возможных именах, включая обитателей Шарон стрит.

- Что бы это значило? - спросил Мамикон, сразу выделив бросающееся в глаза имя.

- Не знаю. Понятно - это его имя. Но зачем ей было писать его? Ты же сказал, что он мёртв.

- Я жил в этом доме больше года, но моя скорбь не давала мне узнать это. Первым делом в понедельник я всё разузнаю...

- Что разузнаешь, Мамикон?

- Я хочу знать, что связывает Таллала с этой компанией, был ли он там, где он теперь? Ты не думаешь, что всё это стоит узнать, чтобы понять, чего ждать и откуда?

- Отлично! Как только у тебя появится ниточка к Таллалу, ты бросишься за ним, как свора псов. Я знаю тебя, как облупленного, Мамикон. Ты ведь не проплыл весь путь до Соединённых Штатов только потому, что тебе был прописан свежий морской воздух.

Эта была их первая ссора. Мамикон не был намерен сдавать позиции главы семьи. Если он решил заняться этим, он этим займётся. Нет, это не нарушение данного слова забыть о своей клятве мщения. Он такого не говорил. Тогда зачем узнавать, где теперь Таллал? Чтобы обеспечить душевный покой, вот зачем. Он всё ещё оглядывался на каждый подозрительный шорох или машину, которая следовала за его грузовиком слишком долго. А что, он слишком многого просит – просто посмотреть, не в Бостоне ли турок? Нет, я не лжец, и не терплю, когда меня так называют. Конечно, я ничего не предприму, если он окажется здесь. Я человек слова, мисс Хартнет.

- Мисс Хартнет? - Она взорвалась хохотом. - Ну ты даёшь, с чего вдруг такие формальности, жеребец ты этакий?

- Я сейчас покажу тебе жеребца, мисс Хартнет, - с этими словами он подхватил её, отнёс и повалил на постель. Сначала она сопротивлялась, колотя его по голове и плечам, пока он раскрывал на ней халат, извивался и пыхтел, пытаясь проникнуть между оказавшимися на удивление сильными сомкнутыми ногами. Его вес оказался для неё непосильным – она постаралась сама рвануть вверх. Продев руку ей под голову, он пресёк эту попытку, надавив на плечи, и стал тыкаться ей в пах. Расслабившись, она осталась лежать, не шелохнув ни одной мышцей, пока он несколько минут ломился в её девственность. Она намокла, но не откликнулась даже малейшим трепетом. Спустя почти десять минут фрикций по промежности, на которые она не намеревалась реагировать, он перестал, поспешно прикрыл себя и отстранился.

Она не сдвинулась с положения вынужденной капитуляции, с распростёртыми по постели ногами, сходящимися у рыжих кудряшек, в глазах был неприкрытый вызов: - И чем же ты отличаешься от поганого турка…?

- Поганого турка? - он отвёл было руку с растопыренной пятерней. Поколебавшись, опустил.

- Давай, ударь меня… Это единственное, чего ты ещё не делал. - Она села, вызывающе вытянув шею.

- Ты – редкая мерзавка, мисс Хартнет. Ты испытываешь моё мужество. В душе я плачу. Я больше не знаю, кто я. Я набросился на тебя и чуть не ударил женщину… женщину, которую… думаю, люблю.

Он даже не знал, что его больше гложет – злость или стыд. Он не мог поверить в случившееся. Менее часа назад они строили планы совместной жизни. Теперь он пребывал в растерянности – молить о прощении, или вышвырнуть её вон? Ему не хотелось испытывать её гнев. Он не сомневался – скажи она ещё что-нибудь, и их отношениям придёт конец.

Скинув халат, Эмили невозмутимо оделась перед Мамиконом и, не посмотрев на него, спросила, не подвезёт ли он её домой. Он кивнул, оделся сам и отвёз её к дому – за всё время они не обменялись ни словом. Пожелав ему спокойной ночи, она ушла, хлопнув дверью.

Наутро он, как обычно, занялся развозкой, пока не выкроил немного свободного времени – полистать телефонную книгу в поисках номера Евфратской экспортно-импортной компании. В телефонной будке рядом с закусочной Бей Стейт Ланч он попросил к трубке мистера Таллала Косманлы. «Минуточку, пожалуйста, я посмотрю, на месте ли управляющий. Как вас представить?»

Волна холодной крови ударила ему в голову, когда он выпрямился, повесив трубку – Таллал! Он жив!

Возвращаясь к грузовику, он стал обдумывать положение, полностью отрешившись от обстановки, обуреваемый страстями. Что теперь делать? Ситуация с Эмили глубоко угнетала его, жгучие мысли о Таллале не давали покоя. Промелькнула мысль: видимо, она была права о его намерениях на его счёт. Так как же – отдаться эмоциям… или помириться с Эмили и забыть про Таллала, как он ей обещал? Он чувствовал себя виноватым перед ней. Как ты мог так потерять над собой контроль, Мамикон? Ты всё испортил. Этому нет прощенья - она к тебе больше не вернётся. Иди к ней и умоляй о прощении! Но ведь мужчина… Быстрая череда мыслей не поддавалась логике. Следует сказать Эмили, что Таллал жив. Надо дождаться её на крыльце. Она ведь… Боже мой, она же плюнет мне в лицо! При ней нельзя произносить имя турка… Увидев меня, она… Надо кому-то сказать… Хоть бы Татевос был рядом…

Остаток недели прошёл без изменений. Мамикон ничего не предпринял в отношении Таллала. Он взвешивал все «за» и «против» мщения, своего слова, данного Эмили, возможности её потерять, боролся со своей нерешительностью.

В воскресенье утром он постучал в дверь Эмили.

Она приоткрыла дверь: - Да? - лицо ничего не выражало.

- Годится с тобой поговорить?

- Можно с тобой поговорить? О чём?

- Спасибо. Можно с тобой поговорить о Таллале?

- Говорить не о чем. Уходи. - Она захлопнула дверь.

Он стоял, упёршись носом в белую поверхность двери, обуреваемый злостью и стыдом. Медленно развернувшись, он неслышно спустился по лестнице на улицу. Никогда, никогда больше он её не увидит, это однозначно. Кем она, чёрт побери, себя возомнила? Да пошла она… Ради Бога – он сделает то, что должен, с Таллалом. А она пусть катится… скатертью дорога! Ни одна женщина не смела так оскорблять его… дважды! Обозвать его «поганым турком»? Да ещё хлопнуть перед носом дверью! Ладно, мисс Хартнет, и не надейся больше меня увидеть… никогда!

Сев за руль, он так и не завёл машину – волна решительности развернула перед глазами сцены прошлого, взвинчивая возбуждение: поруганная жена, зарезанная в уличной грязи… его малые дети с размозжёнными черепами… Артавазд, на последнем издыхании произносящий имя Таллала. Ты чуть не забыл, Мамикон… чуть не предал забвению. Они ждут в своих могилах, чтобы ты выполнил клятву… он добавил в этот список Арама, бедного, заблудшего Арама… и Гюзель… мою ненаглядную Гюзель…

32. КОНЕЦ

Евфратская экспортно-импортная компания располагалась в ряду зданий на Бойлстон стрит у Парк сквер, напротив Общественного сада. Насколько Мамикон смог определить, это было узкое кирпичное четырёхэтажное строение без чёрного хода. Он сократил количество доставок во вторую половину дня, чтобы каждый день возвращаться к этому зданию и следить за перемещениями Таллала после работы. Он наблюдал за входом через улицу со скамейки за высокой островерхой чугунной оградой Общественного сада.

В то воскресенье, когда Эмили отвергла его, Мамикон проверил, есть ли другие выходы из здания. Ни одного. Он определил, что Таллал выходил ровно в пять и пешком шёл на Парк сквер. Впервые увидев турка, он был не совсем уверен, что это он, хотя походка показалась знакомой. Мамикон удостоверился в среду, встав за дверью соседнего магазина канцелярских принадлежностей, чтобы посмотреть на него сблизи. Это точно был Таллал, сукин сын, немного пополневший и со слегка раздутым лицом.

В следующий понедельник Мамикон занял позицию на Парк сквер. Появившись в дальнем конце, Таллал перешёл улицу, избегая машин, со стороны памятника Линкольну, и направился к автобусной станции рядом с гаражом.

Фото: Иллюстрация: Наира Мурадян (специально для Медиамакс)

Во вторник Мамикон зашёл в станционный зал ожидания, чтобы проверить машины и выходящих из гаража людей. Таллал не появился. Спустя полчаса, обогнув гараж на Элиот стрит, Мамикон обнаружил второй выход.

В среду он не смог подобраться ближе, тем не менее увидев, как Таллал в чёрной шляпе выехал из гаража и повернул налево по Стюарт стрит к центру. Это был чёрный Бьюик купе, та же машина, что и в переулке, когда на Мамикона напал брызжущий табачной слюной недоносок. Мамикон проводил Бьюик взглядом до предела – тот ехал по Стюарт стрит к Атлантик авеню и дальше по направлению к Южному вокзалу… возможно. Он потерял машину из виду, когда она перевалила за Тремонт стрит там, где Стюарт превращается в Ниланд стрит.

В четверг он расположился на перекрёстке Гаррисон авеню, через квартал от Вашингтон и Тремонт стрит. Таллал проехал мимо, не сворачивая с Ниланд, проехав под надземкой до Атлантик авеню, где мог повернуть только влево, всё ещё оставаясь под надземкой.

В пятницу Мамикон смешался с толпой на Южном вокзале, чтобы проверить, поедет ли Таллал дальше по Атлантик авеню, или свернёт направо на Саммер стрит. Таллал проехал прямо, оставаясь под надземными путями.

В субботу, сам проехав по всей Атлантик авеню под надземкой, Мамикон заключил, что Таллал, скорее всего, пересёк реку Чарльз через чарльстаунский мост по направлению к площади Чарльстаун. Мамикон решил дождаться его там в понедельник.

Он был уверен, что с площади Таллал поедет по авеню Резерфорд, что тот и сделал в понедельник.

Во вторник Мамикон был у громады шоколадной фабрики Шрафт, посмотреть, свернёт ли машина Таллала с авеню Резерфорд, чтобы пересечь реку Мистик к Эверетту. Машины он не увидел.

В среду он снова пришёл на Салливан сквер к зданию Шрафт. Проплыв мимо него, чёрный Бьюик через плоский мост направился в Эверетт по Бродвею.

Сомнений не оставалось – Таллал следовал в Пибоди. В четверг Мамикон припарковался в боковой улочке Бродвея на линии Мелроуз-Малден-Согас, чтобы, как он надеялся, засечь машину Таллала, когда она заедет на шоссейную дорогу номер один в северном направлении.

Он снова оказался прав. Оставив промежуток в две-три машины, он поехал за купе, пока Таллал не свернул на Линфильд стрит в Южном Линфильде. Мамикон не свернул за ним. Развернувшись спустя некоторое время, он поехал домой. Он не хотел следить за Таллалом слишком долго, чтобы турок его не заметил.

В пятницу он его прозевал. В следующий понедельник он поджидал купе на первом крупном перекрёстке Линфильд стрит с Саммит стрит. Таллал повернул там налево. Подождав, пока купе скроется за изгибом на Саммите, Мамикон поехал за ним. Через шесть минут он оказался у Форест стрит, а купе нигде не было видно.

Таллал мог остановиться на Саммите, или же съехать в любую сторону на Форест стрит. Он поехал обратно по Саммит, на которой почти не было домов. Было уже достаточно темно, но Мамикон приметил Бьюик, припаркованный на гравийной дорожке у одиноко стоящего дома. Проехав это место, Мамикон припарковал машину и вернулся.

Удостоверившись, что машина - Таллала, он пошёл обратно и уехал домой. Надо было составить планы и кое-что собрать, прежде чем встать лицом к лицу с бывшим другом. Он так увлёкся слежкой за давним врагом, что не заметил, как сам подхватил хвост во время последней вылазки.

Мамикон сделал последнее приготовление – достал из-под днища грузовика восьмидюймовый обоюдоострый кинжал, счистил лезвие от смазки и заточил его.

Была среда второй недели июля 1923-го, и Мамикон чувствовал, что если не решит вопрос с Таллалом теперь, раз и навсегда, придётся пенять на себя. Как обычно, весь день он был занят развозом. Затем, как обычно, завёл грузовик в гараж; надел свой латаный костюм, что было необычно; затем, – ещё необычней, – искупался и сменил нижнее бельё в общественной душевой и поехал в Пибоди к Таллалу.

Мамикон удивился себе – он больше думал об Эмили, чем о предстоящем деле. Поглощённость слежкой за Таллалом смягчила воздействие оскорблений Эмили, - до того, что он теперь думал – выполнение этой миссии поможет ему завоевать благосклонность предмета его большой любви. Да, он любил её больше, чем можно выразить словами. Если бы только было возможно выразить свои чувства, не обращаясь к словам… ведь слова подводили его в её присутствии.

До улицы Таллала он доехал менее чем за час. Дело шло к восьми, уже темнело. Подойдя к гравийной дорожке, он обошёл её и осторожно подступился к безвкусной трёхэтажной постройке с верандой вдоль всего фасада. Справа метрах в тридцати было нечто вроде амбара. За наполовину застеклённой входной дверью с занавеской горел свет. Свет горел также в комнате в левом углу третьего этажа и в глубине дома на втором.

Мамикон зашёл за дом, ступая неслышно и осторожно, чтобы ненароком в темноте ничего не задеть и привлечь внимание обитателей. Заглянув в кухонное окно, он никого там не обнаружил. Интересно, Таллал женат, есть ли у него дети? Это усложнило бы дело. Он стал ждать. Теперь, когда он подступился к Таллалу, Мамикон понял, что на самом деле ничего толком не обдумал. В принципе, мужчина под сорок должен был иметь жену и детей. Почему он об этом не подумал? Проклятье. Он не сдвинулся с места. Где-то через час кто-то зашёл на кухню. Это был Таллал, в бордовом халате. Один. Вообще-то, будь у него дети, они шумели бы. Было слишком рано, чтобы их уже уложили.

Таллал щеголял тонкими усиками, тёмно-русые волосы отступили по бокам, оставив в середине широкую полоску. Мамикона озадачила собственная реакция на этого человека, за которым он охотился целых восемь лет со страстью, не знающей утоления. Теперь в нём почти не было эмоций, хотя он смотрел на человека, которому вскоре предстояло столкнуться с последствиями своих варварских деяний в молодости. Мамикону не верилось – как мог он выглядеть так обывательски, так невинно. Ведь у него к этому времени должны были прорасти сатанинские рога. Он должен был выглядеть, как безжалостный аспид, кем на самом деле являлся. Мамикон не смог взвинтить в себе ярость, которую ожидал испытать при виде мясника Таллала.

Он подождал ещё немного, чтобы посмотреть, не придёт ли ещё кто. Таллал готовил себе поесть. Это хорошо. Будь у него жена, он не стал бы этого делать. Этот человек был совсем один, это точно. Он решил больше не ждать.

Поднявшись на заднее крыльцо, он попробовал ручку, – заперта, – и вышиб дверь одним ударом. Таллал стоял у стола с чашкой и блюдцем, разинув рот от внезапного появления… безумного кузнеца из Йозгата! Мамикон стоял в трёх метрах, сжимая в правой руке рукоятку блестящего клинка.

- У тебя нет души, так что молиться, думаю, лишне, - зарычал Мамикон, сделав шаг вперёд.

- Я что, умру, не получив и шанса? - Мамикону понравился страх в его глазах.

- Ты его получишь. Такой же, что дал моей жене, и детям, моей матери, и отцу, и братьям. Тот же шанс, что дал тем двоим, которых убил здесь… ни больше, ни меньше. Этого достаточно?

Таллал сглотнул слюну, но не отступил, когда Мамикон сделал ещё шаг в его сторону: - То было семь… восемь лет назад, сейчас мы в новой стране. Здесь я тебе не делал ничего плохого. Американцы повесят тебя, если ты это сделаешь.

- Значит, ты стал различать плохое от хорошего, так, Таллал? - Мамикон сплюнул ненавистное имя. - Стоишь передо мной и утверждаешь, что в этой стране не делал ничего плохого. В своём роде, ты прав. Всё, что ты пытался сделать мне здесь – детские игры по сравнению с твоими зверствами на родине. Скажи только – за что ты так возненавидел меня и мой род, что должен был истерзать и зарезать именно мою семью? Говори, мразь вонючая!

Таллал на миг опустил глаза, затем посмотрел прямо на Мамикона – на губах играла лёгкая ухмылка.

- Потому что я знал – после моих визитов в ваш дом вы разбивали обеденную тарелку и смеялись над чуркой турком.

Так вот оно что. В этом была истинная, исходная причина, по которой турки вырезали армян. На самом деле они всё время считали порабощённых подданных выше себя… хозяин испытывал неполноценность в присутствии раба!

- Вы, турки, ещё глупее, чем я думал. Твоя никчёмная душонка не морщилась от учинённых зверств лишь потому, что ты считал нас двуличными? Думаешь, что раз ты – турок, я презирал тебя? Неужели ты веришь, что я стал бы дружить с тем, кого презирал?

- Все вы, армяне, одинаковые лицемеры. Ты брал меня с собой на охоту, потому что я был сыном влиятельного чиновника, главы вилайета. Это – единственная причина.

- Я рад, что не один я такого низкого мнения о тебе. Твоё собственное мнение о себе таково, что я бы возненавидел себя, если бы так о себе думал.

Всё ещё держа в руках чашку с блюдцем, Таллал начал продвигаться к кухонной раковине, где виделся нож для очистки овощей. - У тебя нет выбора, кроме как оставить меня в живых, иначе американцы сами тебя прикончат. Скажи, как ты меня нашёл? Кто тебе сказал, где я?

- Один друг, которого ты убил год назад…

- Ты… ты медлил целый год, чтобы…?

- Она восстала из могилы, чтобы сказать мне.

Таллал рассмеялся: - Ты кривишь душой, лживая армянская тварь. Ты снюхался с нашим общим другом Энвером, вот с кем. Так значит… он запел.

- Энвер ничего мне не говорил.

- Ну да, как же. Разделавшись с тобой, я съезжу в порт и скормлю этого говнюка рыбкам. Я рассчитывал, что он убьётся в аварии, застрелив тебя. - С этими словами Таллал рванул к ножу в раковине, кинув в Мамикона чашку с блюдцем. Мамикон без труда уклонился от посуды, которая разлетелась вдребезги вместе с оконным стеклом за его головой.

Мамикон не сдвинулся с места, позволив турку схватить нож и занять стойку против него: - Я надеялся, что ты достанешь нож…

Таллал сделал выпад. Уклонившись, как тореадор, Мамикон ударил нападавшего по затылку, одновременно подставив ему подножку. Пока Таллал пытался подняться на ноги, Мамикон врезал ему коленом по челюсти.

Фото: Иллюстрация: Наира Мурадян (специально для Медиамакс)

Мамикон сел рядом с распростёртым телом. Сейчас он обладал над Таллалом властью жизни и смерти. Прикурив сигарету, он оглядел Таллала. Заметив, что под халатом ничего нет, он, ухмыльнувшись, вспомнил о выходках Арама. Это «убило» бы Таллала гораздо эффективней, чем смерть – невозможность потрахаться. Он прогнал эту мысль. Двумя ловкими взмахами кинжала он нанёс на лоб Таллала перекрестие короткого и длинного разрезов, из которых пошла кровь. В том, что он сделал, не было радости.

Поехав в Бостон домой на Блю Хилл авеню, он проспал всю ночь. Рано поутру, поехав в полицейское управление Бостона на Беркли стрит, он попросился к начальнику. Начальника не будет до десяти часов. Ничего, он подождёт. Прождав до полудня, он снова спросил начальника. Ему ответили, что начальник слишком занят, чтобы принять его, почему бы ему не обратиться к дежурному сержанту? Мамикон подошёл к дежурному сержанту.

- Да, чем могу вам помочь?

- Прошлой ночью я порезал турка.

- Вы его убили?

- Нет.

- Зачем вы его порезали?

- Он убил мою жену и детей на родине.

Сержант кивнул. Есть резон: - Чего вы хотите от меня… от нас?

- Вам не надо меня арестовать? Повесить?

- Вы ведь не убили его, правда?

- Нет.

- Тогда идите, уходите отсюда. Чёртовы иностранцы, только и знают, что режут друг друга. Делать нам нечего – разбираться с макаронниками.

Мамикон вышел, качая головой. Он сделал всё, что мог. Эти американцы оказались не так уж и плохи. Они сознают суть обычая «око за око». Вернувшись домой, он переоделся и пошёл работать.

33. КРИВОТОЛКИ

- Скорее всего, это случилось где-то ночью в среду, насколько может прикинуть коронер. Жуть.

Криминальный репортёр, Джо Мориарити, излагал обстоятельства редактору Пибоди Дейли Ивнинг Ньюз.

- С чего ты взял, что умысла убить не было?

- Тут три момента, Вин. У жертвы на башке пара нехилых ушибов. На лбу у него вырезан крест. К тому же мужик, который это сделал, – это должен быть мужик, – прижёг место отсечения пениса с яйцами и замазал той дрянью, что используют фермеры, чтобы остановить кровотечение у меринов и бычков после кастрации.

- А каков третий момент?

- Вот в этом-то все дело: он вложил пенис в правую руку Косманлы и зашил ему вокруг него пальцы. Представляешь? В жизни не слышал подобного. Все, причастные к этому делу, считают, что убийца устроил так, чтобы этот парень очнулся с членом в руке, позаботившись, чтоб он до этого не мог выпасть. Этот убийца наверняка был очень зол на него.

- А жертва…?

- Да, Косманлы задохнулся. Убийца отделил мошонку от пениса и запихнул ему в рот, пока тот был без сознания. Коронер говорит, что окровавленная мошонка соскользнула в горло, задушив турка.

- Он подавился собственными яйцами?

- Так сказал коронер.

Редактор покачал головой: - История - что надо, но, чёрт побери, мы не можем печатать эти подробности. Сделай мне снимок… в любом случае – это иностранец.

Материал появился в газете одной колонкой со следующим заглавием:

МУЖЧИНА 38-И ЛЕТ ЗАДОХНУЛСЯ В ПИБОДИ

Изувеченный труп Таллала Косманлы, 38-и лет, главного управляющего импортной компании в Бостоне, был найден вчера в Пибоди в его доме на Саммит стрит. Тело обнаружила домработница. Согласно полиции Пибоди, он был мёртв уже три дня. Вскрытие показало, что Косманлы подавился куском сырого мяса. Проводится расследование. Пострадавший был родом из Турции, он устроился на работу в бостонской фирме в 1917 году. Известных родственников не оставил. Полиция обнаружила в амбаре за домом двух оставшихся без присмотра коней, обезумевших от жажды.

Фото: Иллюстрация: Наира Мурадян (специально для Медиамакс)

34. СКОПЦЫ

- Да ну? Вы и вправду не знаете о мистере Мамиконе?

- Думаю, знаю… - Хотя по тому, как Пископо это произнёс, Эмили была уже не совсем уверена. - А что следует знать?

Пископо уселся поудобнее на одном из жёстких стульев для посетителей. В последнее время Эмили приходила сюда обедать по воскресеньям без Мамикона. Во второе воскресенье Пископо подошёл к её столику и завёл разговор о пустяках, в глубине души надеясь, что она расскажет, почему с ней нет рослого водителя грузовика. Каждую среду Пископо обменивался парой слов с Мамиконом, когда тот доставлял ему мясо и остальные продукты, но не осмеливался задавать личные вопросы, кроме как – справиться о том, как заживает рана.

- Так вы на самом деле не знаете, что мистер Мамикон объявлен в розыск?

- Не могу в это поверить. Его же так легко узнать…

- Нет-нет, не американцами. Его, живого или мёртвого, ищет полиция Турции, разве вы не знали?

- Нет, не знала, - сказала она несколько вызывающе, - и я вам не верю. Если бы это было правдой, его бы экстрадировали – выслали в Турцию.

- Нет, леди, мистер Мамикон в розыске за преступления военного времени. Он – великий армянский герой.

- Герой? За это его турки преследуют?

- Там, у них, он убил сотни турок.

- Мистер Пископо, уж я-то знаю, что Ма… мистер Мамикон в войну был офицером турецкой армии. Что вы тут пытаетесь мне сказать?

- Я говорю правду. Это случилось во время Изгнания. Турки выслали из страны всех армян – выкинули их вон. Между делом они убили сотни тысяч армян. Они зарезали всех в семье Мамикона. Надругались над его женой, прежде чем убить. Человек по имени Таллал, турецкий друг Мамикона по армии, зарезал её…

- О… я это знала, мистер Пископо. Но я…

- Послушайте, леди. Он спас сотни армянских женщин. Он отвёл их на побережье и посадил на греческое судно. Они добрались до Афин, где спасённые девочки всё рассказали. Он – великий герой. Обо всём этом написали здесь в греческих газетах лет пять тому назад.

- Когда он убил всех этих турок? Зачем полиции искать его?

- Он не только убивал, леди. Он проделывал нечто особое над каждым турком, которого убивал. В погоне за Таллалом он навёл ужас на всех в турецкой армии.

- Нечто… особое?

- Да. Мамикон озверел после того, что турки сделали с его женой и многими армянскими девушками, женщинами. Вы не представляете, что они с ними проделывали… - Он закатил глаза к потолку, избегая смотреть на Эмили.

- Что же делал мистер Мамикон? Мистер Пископо, вы испытываете моё терпение своим исполнительским мастерством.

- А? Да, всех, кого убивал, он превращал в эунухос… ну, знаете.

- То есть в скопцов? Он от…

- Да, леди. Он отрубал им это и вкладывал мертвецу в правую руку. Это было его клеймо.

Она чуть не пролила кофе, уставившись на рассказчика. - То есть, убив сотни солдат, он со всеми это проделывал?

- Ну да, леди. Он называл их Скопцами Преисподней. Говорил, что в один прекрасный день воссоединится с ними…

- А известно, как он спасся?

- Нет, никто этого не знает. Все были уверены, что сначала он убил Таллала, и потом только уехал сюда. Леди, сам он мне ничего этого не рассказывал. Он не знает, что мне про него известно.

- А кто-нибудь знает, убил он Таллала, или нет?

- Никто не сомневается, что он не уехал бы из Турции, если бы Таллал был жив – это уж точно.

- Что, если ему не удалось его поймать?

- Тогда он не уехал бы… хоть кровь из носу, но он пытался бы до последнего, леди. Вы его не знаете. Это – железный человек. Он не разговорчив, но многое знает и много думает. Мамикон – человек чести.

- Да… думаю, вы правы. - Теперь Эмили была уверена, что смертельно задела Мамикона, обозвав его «грязным турком». А захлопывать дверь перед носом такого мужчины было крайне неосмотрительно. - А вы… знаете, чем он занят теперь? Мистер Пископо, я не видела его и не имею о нём вестей уже три недели.

- Это плохо, леди, очень плохо. Он – хороший человек. А он говорил, что не хочет больше вас видеть?

- Нет, не совсем. Я… я была занята, когда он в последний раз зашёл пригласить меня сюда поужинать. С тех пор я его не видела.

- Леди, я вижу его раз в неделю – он делает сюда доставку. Как встречу его в следующий раз, скажу, что вы ищете его, ладно?

- О нет, не делайте этого, мистер Пископо. Я сама с ним свяжусь.

На четвёртое воскресенье Пископо подсел и заговорщицки склонил к ней голову: - Мистер Мамикон не приехал в среду с доставкой. Он передал дело своему другу, Карпентино. Карпентино сказал: мистер Мамикон заявил ему, что если в четверг он не явится на работу, то дело переходит к нему. С тех пор я ничего не знаю о Карпентино или мистере Мамиконе. А вы?

- У меня нет вестей, мистер Пископо. Думаю, я попытаюсь что-нибудь разузнать, - сказала она, поднимаясь с места. - Я вернусь, чтобы сообщить вам результат, да и перекусить тоже. До свидания.

Пройдя на Талбот авеню, она села на трамвай, на Блю Хилл авеню пересела в вагон, следующий на вокзал Дадли, сошла в Гроув Холл и прошагала к его дому. Весь путь занял больше часа, дело шло к восьми вечера, но в окнах его квартиры свет не горел. Боже мой…

Пробежав вверх по лестнице, она постучала в его дверь. Потом стала барабанить, заглушая биение сердца, наконец уловив за дверью какое-то движение. Дверь открылась, хотя свет в подъезде не зажигался. Мамикон в рабочей спецовке с минуту задержался в дверях, затем кивнул, ничего не говоря.

- Можно войти?

- Ну да, - он отступил, дав ей зайти, и прошёл перед ней на кухню – зажечь там свет. По всей видимости он сидел до этого в темноте.

- Ты в порядке?

- Да, а что?

- Я… я хотела удостовериться, просто.

- Со мной всё в порядке. А с тобой?

- Прекрасно. У нас обоих всё хорошо.

- Хорошо… Прости… что побеспокоила тебя. Хочешь, я уйду?

- Как  угодно, мисс Хартнет.

- Ладно, ухожу. Но… я же вижу – тебя что-то гложет. Не хочешь поделиться со мной?

- Нет.

- Уверен?

- Да.

- Поговори со мной, пожалуйста.

- Зачем?

- Потому что… потому что… ты мне небезразличен.

- Я – грязный турок. Зачем ты ему… он тебе небезразличен? - он улыбнулся своей поправке.

Она воспряла духом: - Пожалуйста… поговори со мной. - В её тихом нежном голосе прозвучала мольба.

- Хорошо, мисс Хартнет, я… - он заметил выражение её лица. - Я хотел сказать – Эмили. Я расскажу тебе про Таллала, но тебе будет, как это говорят – мерзко?

- Можешь говорить. Я знаю, что ты сделал.

- Знаешь?

- Конечно знаю, Мамикон. Ты выследил и убил Таллала. - Она не сомневалась, что вся эта история с Карпентино была частью его плана на случай, если турок убил бы его. - Разве не так?

- Да, я его выследил, но не убил.

- Если не убил, то что?

- Я вырезал крест у него на лбу.

- И всё? Что помешает ему отомстить тебе?

- Смотря в зеркало, бреясь каждым утром, он будет помнить обо мне. А женщины будут сторониться его, думая, что он какой-то блаженный.

- Не понимаю, как…

- Эмили, он знает, что я мог убить, но не убил. Он будет это уважать.

- Мамикон, может не уместно сейчас это упоминать, но как же обет, данный тобой загубленной семье?

- Да, я знаю.

- Ты решил не…

- Эмили, я почти пять лет кидал уголь в топку на пароходе. У меня было много времени думать, отойти от диких мыслей и поступков. Я не был намерен прощать всё Таллалу, и потому я сделал то, что сделал. Но я сделал ещё что-то, чего никогда не сможет понять мусульманин, живущий по Книге Отмщения.

Эмили поразила неожиданная многословность Мамикона. Он не говорил так много с тех пор, как пытался стряхнуть её назойливый к себе интерес: - Пожалуйста, продолжай.

- Отец Вазген всегда проповедовал, что высшее отмщение – в прощении, но я стёр это из своих мыслей…

Наступило молчание, в котором продолжали эхом раздаваться слова отца Вазгена. Наконец: - Значит, всё кончено?

- Я уверен в этом. Я отсёк его энтузиз… (спасибо) энтузиазм.

Эмили не смогла сдержаться. Поправив его, она разразилась задорным хохотом, крепко обняв его: - Лучшее иносказание, какое мне доводилось слышать для этого органа! Думаю, ты принял его в свою армию Скопцов Преисподней?

Мамикон был потрясён, он не находил слов. Откуда она могла это знать? С кем она… - Как ты можешь знать такие вещи, мисс Хар… леди… Эмили?

Она подняла к нему лицо с закрытыми глазами и плотно сжатыми губами, приподняв брови: - Я никогда этого не скажу…

- Это не игра, мисс… Эмили. Если ты встречалась с кем-то, то можешь быть в опасности.

- Да нет, Мамикон, всё в порядке. Кажется, никто не знает, что Таллал здесь. Я только слышала о том, что произошло в Турции, это всё, честно.

- Ты поссорилась со мной из-за того, что я преследовал Таллала. В ту субботу я приходил поговорить об этом, но ты… ты закрыла дверь. Вот я и пошёл сделал, что хотел.

- Ты же сказал, что из-за того, что ты с ним сделал, про Таллала можно не беспокоиться? К чему же тогда разговоры об опасности, если я виделась с кем-то, кто знает про тебя и Таллала в этой стране?

- Я говорил с Таллалом, Эмили. Он думал, что это Энвер сказал мне, где его найти. И он не поверил, что это не так.

- Он сам это сказал?

- Да. И ещё назвал пирс, где работает Энвер.

- И что ты думаешь? Таллал снова пошлёт его за тобой?

- Мне кажется, Таллал уверен, что это Энвер рассказал мне про него. Таллал не станет ему доверять.

- И теперь ты станешь преследовать этого человека, - это было скорее утверждение, чем вопрос.

- Не знаю.

- Мамикон, каково это – убить человека?

Он долго смотрел в пол, не отвечая: - Это не трудно, если защищаешься – просто естественный рефлекс. Ещё не трудно, если ты в ярости – как я, когда зарезали всех в моей семье, Эм. В те дни в горах и долинах моей родины единственной моей мыслью было не дать им слишком легко меня убить. Я был полон решимости достать Таллала и забрать с собой как можно больше из них к воротам ада. - Сделав паузу, он посмотрел на неё: - Сейчас мне будет очень трудно убивать. Огня уже нет. Когда я наконец узнал, где Таллал, я был пленником пепла собственной ненависти. Я был связан клятвой перед молодой убитой женой. Но я не смог убить Таллала. Думаю, я прикончил его так, что он это будет помнить до конца своих дней…

Оба достаточно долго не проронили ни слова: - Держу пари, что ты весь день ничего не ел. Хочешь, поужинаем у Пископо?

Взяв её за руку, он выключил свет, и они вместе прошли в гараж к машине. По пути она снова нарушила молчание: - Ты не показывался в переулке. Я ждала каждый день, думая, что ты изменил день доставки.

- Я парковался на улице и пользовался парадной дверью. Я…

- Прости, Мамикон. Друзья?

- Мы не переставали быть друзьями. Просто некоторое время враждовали по дружбе.

Они вошли в заведение Пископо под приветственную жестикуляцию толстяка – Эмили подала ему знак не выдавать её.

После ужина, который все время прерывался хозяином, они поехали обратно в Гроув Холл. Он предложил ей взять машину и поехать домой. Она сглотнула, спросив почему? Замявшись, он наконец признался, что нуждается в душе. Сказав, что ей нравится его запах, такой мужественный, она заявила, что никуда не уйдёт. Чтобы пресечь его бормотание, она нагрела воду в кастрюле и обмыла его губкой, сэкономив время на разогрев куба. Они впрыгнули в постель, и оказалось, что чего-то явно не хватает.

- Помнишь, когда мы были здесь в последний раз?

- Да.

- Мы тогда нагрубили друг другу – я извиняюсь.

- Да, мы не скупились на плохие слова. Я даже сделал кое-что дурное. Прости меня, Эм.

- Это лишнее, милый. Признаюсь, я рассчитывала, что ты разозлишься и изнасилуешь меня… лишишь девственности…

- Сколько раз тебе говорить, Эмили, что нам следует подождать до женитьбы. Зачем ты противишься?

- Потому что я очень тебя люблю и хочу всего тебя прямо сейчас… а не когда-то в будущем, которого может и не быть.

- Может не быть?

- Мамикон, в прошлую среду ты мог умереть, и я наверно не узнала бы об этом, даже сегодня. А теперь скажи, ты хочешь, чтобы я навеки осталась вот так – теряющейся в догадках?

Мамикон перевернулся и накрыл её своим телом. За все предыдущие месяцы их страсть делала предварительные ласки лишними, и эта ночь не стала исключением, с одним весомым отступлением. После того, как она дважды кончила от его поверхностных тщаний, он подловчился и двинул чуть глубже, чем раньше. Она испустила сдержанный стон. Продвинув набухший член ещё глубже, он почувствовал, как поддаются её недра. На сей раз она застонала глубоко и протяжно. Он старался действовать по возможности нежно, потратив больше двух минут на полное проникновение, наконец выдавив из неё тягучий хрип, перешедший в продолжительный «ооох». После нескольких неуверенных движений с её стороны, он перешёл к решительным толчкам, ритмично погружаясь в неё. Стоны стихли, уступив непрерывному напевному придыханию – она начала шевелить бёдрами. Её обуял затяжной оргазм – несчётное количество раз, пока не наступило полнейшее изнеможение. Мамикон обвил её гнёздышком, и они проспали так до полудня.

Окончание следует 4 июля.

© 2012 перевод с английского: Арташес Эмин

Иллюстрации: Наира Мурадян (специально для Медиамакс)

Роман Джека Ашьяна «Мамикон» публикуется на сайте Mediamax.am при поддержке Государственной комиссии по координации мероприятий в рамках 100-летней годовщины геноцида армян.