"Одни, как Пастернак, предаются Грузии, ...я же всегда дружила с Арменией"

                                                                                            Анна Ахматова

Трудно точно сказать, почему великая русская поэтесса, никогда не бывавшая в Армении, настолько любила нашу страну, но можно догадаться. Литературными проявлениями этой любви стали ее переводы стихов армянских классиков. Список довольно впечатляющий – Даниэл Варужан, Аветик Исаакян, Ваан Терян, Маро Маргарян и, главным образом, Егише Чаренц.

Чаренца Ахматова переводила дважды - в середине 30-х и 50-х. Об особенностях, точности и тонкости ее переводов писали разные критики. И почти во всех этих научных работах важнейшую роль играет еще одно имя. Речь о выдающемся поэте Осипе Мандельштаме, который был очарован Арменией, влюбился в нее без памяти и заразил этой любовью и Анну Ахматову. Но обо всем по очереди…

Сливаясь с Арменией

В 1930 году путешествие в Армению для Мандельштама становится началом творческого возрождения, и не случайно, что поэт не хотел покидать Армению: «Только в обстановке древнейшей армянской культуры, через врастание в жизнь, в историю, в искусство Армении может наступить конец творческой летаргии. Возвращение в Москву исключено абсолютно».

Конец «творческой летаргии» ознаменовался рядом стихотворений Мандельштама, посвященным Армении, которые он впервые прочитал Чаренцу в Тбилиси. Чаренц выслушал, дал высокую оценку и сказал: «Из вас, кажется, лезет книга». Жена Мандельштама, Надежда Яковлевна, вспоминает, что этими словами Чаренца муж был очень взволнован и сказал жене: «Ты слышала, как он сказал? Это настоящий поэт».

Осип Мандельштам в молодости

 

Мандельштамы действительно были очень впечатлены встречей с Чаренцем. В дальнейшем Надежда писала, что после возвращения из Армении они всегда помнили, что там живет великий поэт – величайший поэт Кавказа. Поэты, ведущие внутреннюю борьбу против сталинских репрессий и выражающие свой протест через стихи, понятно, сразу породнились. Именно с этого родства начинается связь Анна Ахматова – Армения.

Надежда Мандельштам

Фото: Fine Art Images/Heritage Images/Getty Images

«Имя Ануш нам напоминало об Армении»

Жена Мандельштама в своих воспоминаниях писала, что в Армении муж начал учить армянский, его особенно привлек грабар (древнеармянский язык), он увлекся музыкой Комитаса, отголоски которой он слышал в душе даже в Москве, познакомился и подружился с Александром Таманяном и Мартиросом Сарьяном. И в конце она сделала вывод, что «…Армения – книга, по которой учились первые люди».

По возвращению в Москву Мандельштамы во всем пытались найти связь с Арменией и даже в близком друге своей семьи - Ахматовой - находили армянские оттенки.

«Мы вернулись из Армении и прежде всего переименовали нашу подругу. Все прежние имена показались нам пресными - Аннушка, Анюта, Анна Андреевна. Но новое имя приросло к ней, до самых последних дней я ее называла тем новым именем, так она подписывалась в письмах - Ануш. Имя Ануш напоминало нам Армению, о которой Мандельштам, как он всюду пишет, не переставал мечтать».

Тюремное фото Мандельштама

 

Имя Ануш очень понравилось также и поэтессе. Ей показалось, что именно это имя полностью может выразить ее внутренний мир. Заветными страницами в истории русской литературы является дружба и взаимная забота Ахматовой и Мандельштама, которая в те годы репрессий была очень редким явлением.

Рассказы Мандельштама, очарованного Арменией, не могли оставить равнодушной поэтессу. И она начинает самостоятельно открывать и изучать Армению. Туманяновское имя Ануш, видимо, становится причиной, что свои исследования она начинает именно с великого армянского поэта и писателя. Изучая жизнь и деятельность Туманяна, Ахматова раскрывает для себя и трагические страницы истории Армении.

Николай Гумилев и Анна Ахматова с сыном Львом

 

Не случайно, что для выражения собственной трагедии (мужа расстреляли, сын был арестован) она в качестве вдохновения выбирает именно четверостишье Туманяна «Мне во сне одной овцой», озаглавив его «Подражание армянскому».

Подражание армянскому

Я приснюсь тебе черной овцою

На нетвердых, сухих ногах,

Подойду, заблею, завою:

"Сладко ль ужинал, падишах?

Ты вселенную держишь, как бусу,

Светлой волей Аллаха храним...

Так пришелся ль сынок мой по вкусу

И тебе, и деткам твоим?"

Упоминания «Падишаха» и «Аллаха» нам подсказывают, что Ахматова подтекстом подчеркивает тематику Геноцида, сравнивая это с трагедией всех матерей, чьи дети стали жертвами сталинских репрессий. По печальному совпадению жертвами репрессий становятся также трое сыновей Туманяна. В дальнейшем Ахматова признается Лидии Чуковской, что стих жесток, потому что времена были очень жестокими.

Храбрая речь Чаренца

Чаренц, ставший жертвой именно тех самых жестоких времен, привлекает Ахматову своим поэтическим бунтом и внутренней свободой. И переведенные стихи Чаренца Ахматова выбирала именно по этим критериям. Об этом также много писалось на научно-литературном уровне. Открыто нельзя было критиковать режим, поэтому прибегали к подстрочным методам. Хотя и обращение к этим уловкам часто закончивалось расстрелом.

В 1936 году должен был выйти в свет русскоязычный сборник стихов Чаренца, к изданию которого поэт подходил со всей ответственностью. Ахматова от своих друзей слышала многочисленные восторженные отзывы о Чаренце. Как близкая подруга Пастернака, она тоже, как и многие другие, была восхищена храброй речью Чаренца на Всесоюзном съезде писателей, во время которой он с нескрываемой любовью и уважением восхвалял уже преследуемого в это время Пастернака. Для тех лет это было не просто храбрым шагом, это означало идти против режима, что обязательно имело бы последствия.

Вероятно, учитывая эти обстоятельства, Ахматова любезно соглашается перевести произведения армянского поэта. Не менее рад был и Чаренц, сообщив об этом в письме, адресованном своему редактору Игорю Поступольскому: «Уважаемый Игорь! Я очень благодарен тебе за то, что ты привлек к переводу моих вещей Анну Ахматову. Для меня переводы этой большой, давно мне известной русской поэтессы - большая радость, тем более, что они как будто очень верны? Пожалуйста, при случае передай ей мою благодарность. Я и сам написал бы ей, да пока как-то неудобно. Спасибо! Егише Ч.».

Анна Ахматова

 

Чаренц так и не увидел этот сборник, потому что он вышел в свет только через двадцать лет после его смерти. Однако ахматовский перевод его стихов и по сей день остается непревзойденным. Один из этих переводов – стих «Газелла моей матери», тем не менее, в 1936 году выходит в свет в еженедельнике «Литературный Ленинград», а полученный за него гонорар живущая в нужде Ахматова передает «женам и детям героического испанского народа, мужественно борющегося против фашистов за свободу и независимость своей страны». В 1935 году арестовали также и сына поэтессы, и излишне говорить, насколько строки Чаренца были дороги ей в тот период.

Газелла моей матери

Лицо вспоминаю я, родимая мать моя,

Под сетью светлых морщин, родимая мать моя!

Сидишь перед домом ты; весенний зеленый тут

Бросает тень на тебя, родимая мать моя!

Сидишь ты молча и те печальные помнишь дни;

Они пришли и ушли, родимая мать моя!

Ты помнишь сына, давно ушедшего от тебя,

Куда он ушел тогда, родимая мать моя?

И где он живет теперь, он жив или умер давно?

В какие двери стучит, родимая мать моя?

Когда усталым он был, в любви обманутым, - в чьих

Тогда объятьях рыдал, родимая мать моя?

В раздумье печальном ты; баюкает нежный тут

Твою святую печаль, родимая мать моя!

И слезы горькие, вот, текут одна за другой

На руки, руки твои, родимая мать моя!

В переводах Исаакяна Ахматова также отдает предпочтение материнской теме, а ее переводы Терьяна поражают своим глубоким эмоциональным соответствием стилистическим тонкостям поэта. Перевод самого любимого стиха Ахматовой «Невозвратимое» - лучшее доказательство.

Расстались мы, но пыль времен

Еще щадит твой бледный лик,

И прошлым яне обольщен —

Без снов волшебных жить привык.

О своей любви к Ахматовой Ваан Терьян признался задолго до этого перевода, в далеком 1916 году, в письме, написанном дочке Туманяна – Нвард Туманян: «Я люблю эту поэтессу - полюби ее и ты, она достойна любви - нашей и любителей искусства».

Эти слова Терьяна как будто обрели дух и через годы дошли до нас. Мы тоже последуем совету Терьяна и попробуем по-новому раскрыть величайшую поэтессу Серебряного Века, женщину с горькой судьбой, которая до конца жизни в своих письмах подписывалась как Ануш, считала армянскую поэзию одну из лучших в мире и горячо любила Армению. 

Сосси Ханикян